 |
|
|
|||||||||
|
Умный сайт. Дженнер вакцина от оспы годТайная история прививок: med_history Эпидемия гриппа в России и вспышка лихорадки Зика в Америке (эту болезнь уже сравнили с Эболой) снова заставили врачей говорить о важности прививок — применения вакцин для выработки иммунитета от опасных болезней. Но даже сейчас невозможно скрыть, что путь к новым вакцинам изобилует случайностями и корректируется человеческими слабостями и страстями. Так происходит сейчас, так было и раньше — наши друзья из «Ленты.ру» вспоминают малоизвестные и скандальные эпизоды из истории вакцинации. Гаремные тайныПуть человечества к прививкам начался с черной оспы. Эта болезнь преследовала людей многие тысячелетия — она была уже в древнем Египте и Китае. Оспа вызывает лихорадку, рвоту, боль в костях. Все тело покрывается сыпью. Почти треть больных умирает, у выживших остаются рубцы на коже (оспины) на всю жизнь. В средневековой Европе заболеваемость оспой приобрела тотальный характер. Однако еще в древности заметили: переболевшие оспой больше ее не подхватывают (или, по крайне мере, она приносит им лишь небольшое недомогание). Неизвестно, кому впервые пришла в голову идея втирать в ранку на руке здорового человека оспенный гной из созревшей пустулы больного — и как удалось убедить проверить этот метод (вариоляцию, или инокуляцию) в действии. Но додумались до этого в разных местах — Китае, Индии, Западной Африке, Сибири, Скандинавии. (В Китае, правда, предпочитали обмакивать в гное шарик из ваты, а потом втыкать его в нос). А вот современная вакцинация зародилась на Кавказе. Черкесские женщины проделывали вариоляцию над своими дочерями, когда тем было шесть месяцев от роду — чтобы оспенные рубцы не обезобразили их уже в девичестве. Неясно, в какой степени это было заботой о здоровье и в какой — способом повысить ценность девочек, которых сотни лет продавали в турецкие и персидские гаремы. Однако работорговля с Кавказом имела одно положительное последствие для мировой медицины: стамбульские турки к концу XVII века переняли у черкесов их полезный обычай. Инокуляция давала лишь два-три процента летальных исходов — вдесятеро меньше, чем при обычном течении болезни! Но как этот метод попал в Европу? В 1716 году леди Мэри Уортли Монтегю, дочь герцога и звезда лондонского высшего света, заразилась оспой. Болезнь ее пощадила, но обезобразила лицо — леди покинула Лондон и отправилась в Стамбул, куда ее мужа назначили послом.
леди Мэри Уортли Монтегю Узнав о вариоляции от местных женщин, в 1718 году Уортли Монтегю уговорила посольского врача привить от оспы ее пятилетнего сына Эдварда (несмотря на возражения священника, страшившегося «магометанской» процедуры). Мальчик приобрел иммунитет, а британская леди твердо вознамерилась ввести новую медицинскую технологию в родной стране. Жги ведьм, прививай больныхВ том же 1718 году в Америке проповедник Коттон Мэзер (один из идеологов салемской охоты на ведьм) разговорился со своим рабом Онесимусом об оспе. Африканец показал шрам на руке и рассказал Мэзеру об операции, которая навсегда спасла его от заражения. Шанс донести до масс свое открытие проповеднику представился в 1721 году, когда в бостонской гавани бросил якорь корабль с больными моряками. Мэзер собрал врачей Бостона и посоветовал немедленно привить горожан. Всю весну и лето он писал трактаты и письма, читал проповеди о высокоморальности и безопасности инокуляции.
Коттон Мэзер Однако призывы бороться с ведьмами из уст Мэзера имели больше успеха, чем проповедь прививок. Народ сомневался в безвредности нового средства, а особо верующих возмутила мысль о том, что человек вмешивается в божественный замысел поразить грешника болезнью. Профессиональные врачи негодовали: какой-то священнослужитель лезет в научный (светский!) процесс лечения со своими изуверскими экспериментами. Среди докторов Мэзер смог убедить только одного — Забдиэль Бойльстон привил своего сына и двух рабов. После успешного исхода он начал прививать бостонцев, обратившись к помощи африканских рабов, которые проводили вариоляцию на своей родине. Тем временем эпидемия набирала обороты: к октябрю слегла почти треть бостонцев. Боульстон и Мэзер привили всех, кого смогли уговорить — но горожане их же и обвинили в неуправляемом распространении эпидемии. Однажды ночью в окно спальни Мэзера влетела граната. К счастью, одна из половинок расколовшейся на две части бомбы загасила фитиль. Мэзер прочитал на бумажке, привязанной к фитилю: «КОТТОН МЭЗЕР, ах ты пес, черт тебя подери; я тебя вот этим привью, вот тебе оспа». Защищая свой метод, Мэзер и Бойльстон собрали поразительно точную для XVIII века медицинскую статистику: по их данным, умерло лишь два процента привитых, тогда как среди остальных бостонцев смертность составила 14,8 процента.
Прививание американцев (1871)Изображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com Тем временем в Англии леди Монтегю сделала прививку своей дочке — чтобы доказать врачам действенность инокуляции. После этого король приказал провести клинические испытания на заключенных Ньюгейтской тюрьмы (выживших добровольцев обещали освободить). После успешного опыта врачи переключились на детей-сирот. Когда и те приобрели иммунитет к оспе, доктора поднялись вверх по социальной лестнице, привив дочерей принца Уэльского. Только тогда инокуляция стала распространяться в Великобритании. Но в Европе она все еще считалась островным безумством англичан. Лишь после смерти Людовика XV от оспы в 1774 году внук монарха (будущий Людовик XVI) согласился на процедуру. Инокуляция помогла: жизнь короля оборвала не оспа, а гильотина. Безвестные доярки вместо ДженнераВ конце того же XVIII века было создано более эффективное средство — вакцинация. В том, опять же, заслуга народной медицины: молодой врач Эдвард Дженнер заметил, что доярки в графстве Глостершир почти не болеют оспой. Наблюдая за случаями заболеваний оспой людей и животных, Дженнер постепенно пришел к мысли, что можно искусственно заражать человека именно коровьей оспой, и так спасать его от натуральной.
Эдвард ДженнерВ 1796 году Дженнер привил коровью оспу восьмилетнему Джеймсу Фиппсу. Когда мальчик оправился от последствий, Дженнер инокулировал его настоящей оспой — и Фипс не заболел. Однако британское научное сообщество скептически приняло выводы Дженнера — признание к медику пришло лишь в начале XIX века. Кстати, именно ему мы обязаны термином «вакцинация» (vaccinia по-латыни — коровья оспа). Сейчас вакциной называют любое лекарственное средство, придающее организму иммунитет от болезни: обычно вакцины получают из выращенных в лабораторных условиях вирусов. История Дженнера изложена во всех учебниках. Но не все знают, что он не первый и не единственный придумал прививать коровью оспу. За пять лет до Дженнера эту процедуру провел Петер Плетт из Шлезвиг-Гольштейна (также после общения с доярками). Он сообщил о своем опыте профессорам из местного университета, но те его проигнорировали. Плетт умер в безвестности в 1820 году — сейчас его имя известно только специалистам. Но Плетт был человеком образованным. Вакцинацию же придумывали и самые простые люди: например, в 1774 году фермер Бенджамен Джести из Дорсета привил коровью оспу своей жене и детям (с помощью швейной иглы) — чтобы защитить их от эпидемии. Потомки узнали об этом из надписи, высеченной на могиле Джести. «Это прямой и честный человек; был он первым (насколько известно), кто привил коровью оспу путем инокуляции, и кто благодаря великой силе духа провел эксперимент над своей женой и двумя сыновьями в году 1774-м».
Дженнер прививает восьмилетнего ФиппсаИзображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com В конечном счете именно доярок и владельцев молочных ферм Европы стоит благодарить за изобретение вакцины от оспы. Но почему же честь открытия досталась Эдварду Дженнеру? Он не первым заметил связь между болезнью коров и иммунитетом к черной оспе, не первым реализовал это на практике — зато именно он привлек внимание научного сообщества к вакцинации и потратил годы на то, чтобы убедить ученых в действенности этой процедуры. Как заметил викторианский статистик и антрополог Фрэнсис Гальтон, «в науке признание заслуг достается тому, кто убедит мир, а не человеку, которому впервые в голову пришла новая идея». Автор: Артем Космарский med-history.livejournal.com Эдуард Дженнер — победитель оспы
Ровно на три года продлил жизнь каждого человеческого поколения, начиная с ХIХ века, этот доктор. Так подсчитал еще Пьер Лаплас. Казалось бы, человек, сделавший столь много, должен обладать какими-то уникальными чертами. Но первое, что бросается в глаза при знакомстве с Дженнером. — как ни странно, их отсутствие. Он не привил себе возвратный тиф, как его российские коллеги Г.Н. Минх и О.О. Мочутковский. Не похищал тела с виселиц, подобно великому врачу и анатому Андреасу Везалию. Не обладал чудесными руками, как немец Теодор Бильрот, разработавший столько операций, что он один был эпохой в хирургии. Дженнер лишь усовершенствовал способ лечения, о котором знали до него. И все же из открытий медико-биологической науки только изобретение пенициллина Флемингом по своим последствиям во всемирном здравоохранении может сравниться с победой Дженнера над оспой. Он родился в 1749 году в Берклее, захолустном местечке Глочестерского графства, в семье пастора. После приходской школы юноша выбрал профессию врача. Он учился в Лондоне, у известного анатома Гунтера. В двадцать четыре года молодой человек уже известен в кругу английских натуралистов. Он мастерски изготовил препараты из материалов коллекций, привезенных капитаном Куком. Отправляясь во второе путешествие, мореплаватель предлагает Эдуарду место натуралиста на своем корабле. Но Дженнер вернулся в Берклей. Несмотря на неудобства провинциальной жизни, окружающее невежество и пустоту, он сумел хорошо устроиться в своем захолустье и разумно заполнял свое время. Неутомимо занимаясь наукой и врачебной практикой, он отдавал дань своего уважения и искусству. Дженнер играл на нескольких музыкальных инструментах; под его руководством составлялись хоры и оркестры, которыми восторгалась местная неприхотливая публика. Но если занятия Дженнера естествознанием и искусством не поднимались выше дилетантства, то в своем главном занятии это был, бесспорно, профессионал. Больные, но не коллеги, ценили его как врача и человека. Дженнер не разу не отказал в помощи беднякам. Он сделал несколько замечательных наблюдений над изменениями сосудов сердца у умерших от атеросклероза. Однако странный для многих коллег доктор не спешил публиковать свои замечания о симптомах и паталоанатомических проявлениях грудной жабы. Ведь они могли побеспокоить его старого учителя, профессора Гунтера, страдавшего этим недугом! Итак, жил в доброй старой Англии добропорядочный семьянин и любезный собеседник с мягкими чертами лица и вьющимися светлыми волосами, "сумевший во всех отношениях хорошо устроиться", склонный к полноте провинциальных интеллигент, способный исследователь доктор Эдуард Дженнер. И ему уже за сорок. Тогда что же приведет его к величию? Не то ли побочное занятие, которое он старательно скрывал от окружающих? Ведь из-за него Дженнера недолюбливают местные лекари, посмеиваются соседи. Скоро по приезду в Берклей это занятие Дженнера потеснит часы его врачебной практики, наконец, не оставит времени ни на что другое и разорит семью. "Неуемное хобби" Эдуарда Дженнера было связано с коровами, зараженными коровьей оспой. Дженнера интересовало загадочное свойство этой болезни: служить для переболевших ею людей щитом от натуральной человеческой оспы. Кстати, уже был известен и другой "щит" — инокуляция. Метод состоял в том, что материал от оспенного больного (корочки, содержимое гнойников и др.) обрабатывали особым раствором, а затем заражали людей. Чаще всего они заболевали оспой в ослабленной форме, а потом становились невосприимчивыми к этому недугу. Однако нередки были случаи тяжелых прививок. Инокулированные заражали и окружающих, у которых оспа уже протекала в обычной форме. Но пока не знали лучшего приема, инокуляций делалось все больше. А лучший прием состоял в том, чтобы вызвать перекрестный иммунитет за счет введения в организм менее вредоносного вируса, в частности возбудителя коровьей оспы. Это заболевание протекает в довольно легкой форме у коров и зараженных дольщиц. О предохраняющем от натуральной оспы свойстве непроизвольных прививок, которые совершались при доении коров, задолго до Дженнера знали пастухи в Мексике, да и в самом Глочестерском графстве. Такое явление не раз привлекало внимание ученых. Несколько врачей докладывали о целебных свойствах коровьей оспы, но их сообщениям не придавали значения. Однажды Дженнер обследовал крестьянку, у которой до этого определили натуральную оспу. Но больная доказывала, что это невозможно, так как у нее раньше была коровья оспа. В этот день зародилось "коровье увлечение" Эдуарда Дженнера. Ничем особенным, казалось бы, не отличаясь от своих врачей-современников, Дженнер повел себя иначе, чем они, столкнувшись с таким курьезом, как целебные свойства коровьей оспы. Он не приписал их народному суеверию, а поверил в них, вначале, может, и интуитивно. Однако затем Дженнер потратил тридцать лет жизни, чтобы четко отличить коровью оспу от сходных заболеваний животных, выбрать наиболее удачное время для заготовления вакцин и разработать способы ее хранения. После визитов к больным, он разъезжал по окрестным деревням, наблюдал перенесших перенесших коровью оспу — не заболеют ли они натуральной, навещал коровники и ждал эпидемий коровьей оспы, рисовал коровьи вымя с гнойниками и прививал оспенный материал животным. С потрясающей кропотливостью он готовил единственный эксперимент, который продлится всего несколько дней. Но может, биографы Дженнера все же не разглядели в нем черты гениальности, и если в их описаниях он выглядел эдаким чудаком, всецело поглощенным болезнями коров и людей, то на самом деле это была гордая, самолюбивая натура, наделенная исполинской силой и ищущая ей применение? Допустим, что Дженнер потому и уезжает в свое захолустье, что в Лондоне не было ни коров, ни вирусов их оспы, а он чувствовал себя пригодным на нечто большее, чем разбирать чужие коллекции или плыть вокруг света под парусами чужой славы. Но все эти красивые слова нисколько не приблизят нас к загадке Эдуарда Дженнер, поскольку приложить их к нему можно, лишь поступившись правдой. Прежде всего из его собственных писем складывается образ вполне земного человека, вовсе не избегающего общества, особенно — сидящего за хорошим столом. И Дженнер едва ли стал бы несчастен, если бы вакцинациями уже пользовались, а ничем другим он не прославился! "Если бы меня спросили, — писал Дженнер,- представляет ли мое исследование плод чистой любознательности или преследует какую-нибудь благую цель, то я бы ответил, что инокуляция…все-таки нередко ведет к обезображиванию кожи, а иногда даже… ведет за собой роковой исход. Эти обстоятельства должны… вызывать известную степень тягостного беспокойства за последствия инокуляции. С другой стороны, я никогда не слыхал о роковых последствиях от заболевания коровьей оспой, даже если она отличалась наиболее неблагоприятным течением… И так как очевидно, что эта болезнь делает организм вполне невосприимчивым к оспенной заразе, то не в праве ли мы заключить, что этот способ прививки мог бы иметь предпочтение?" Итак, тридцать лет жизни ради того, чтобы заменить один способ прививок другим, более безопасным! А может быть, гениальности и не было? А был до конца выполненный добросовестным и скромным врачом долг во имя людей и их блага? И еще, но не на первом месте, благоприятное стечение обстоятельств, называемое везением, правда, не такое уж завидное, учитывая тридцатилетнюю плату за успех. В мае 1796 года Дженнер привил восьмилетнему Джеймсу Филипсу вакцинный материал, взятый с кожи женщины, заразившейся при доении коровы. Мальчик перенес легкое заболевание и вскоре поправился. Теперь оставалось проверить, защитит ли его вакцинация от натуральной оспы. 1 июля того же года Дженнер привил мальчику содержимое гнойника оспенного больного. Доктор по нескольку раз в день навещал мальчика, даже залихорадил вместе с ним. Три дня прошло. Ребенок был здоров! Но Дженнер потратил еще много времени, чтобы доказать на новых испытуемых действенность своего метода. И только через два года он за свой счет напечатал трактат о результатах опыта. До этого из лондонского научного сборника ему вернули рукопись вместе с советом не рисковать свои добрым именем. Итак, трактат Дженнера вышел в свет. Открытие стало сенсацией. Но голоса частных ученых, которые проверили сообщения Дженнера и докладывали об удачных вакцинациях, надолго заглушили те, кто печатно называл его шарлатаном и надувателем. Когда из своего захолустья этот доктор громил научными доказательствами невежд, его удары были сокрушительны. Зато тогда, когда надо было действовать в приёмных лондонских вельмож, в прессе, судах, где разбирались тяжбы против него, Дженнер проявил куда меньше стойкости. Однако слишком страшна была оспа, и в отличие от других открытий, здесь не потребовались годы, чтобы сделанное Дженнером вписалось в сознание века. Ещё в разгар нападок на него, в 1800 году, вакцинацию сделали обязательной в английской армии. Через год на иглах из слоновой кости вакцину привозят в Россию. Прививки становятся обязательными в Дании, Швеции, Норвегии, Пруссии, Баварии. Вскоре в Лондоне был основан "Королевский Дженнеровский институт для уничтожения оспы". Его председателем назначается Дженнер. Университеты и врачебные общества избирают его своим членом, а города — почётным гражданином. Даже индейцы Северной Америки шлют ему почётный пояс. Между тем Дженнер, видевший за сотни километров ошибки его последователей, и в своей огромной переписке указывавший на них, не заметил, что дельцы и его коллеги на вакцинации делают состояния. Он же давно истратил небольшие сбережения, накопленные врачебной практикой, за последние годы им к тому же утерянной. Поэтому друзьям пришлось открыть ему глаза на бедственное положение семьи. Только тогда Дженнер обратился к парламентёру с просьбой "даровать ему награду по благоусмотрению Собрания". В 1802 году, парламент постановил выдать ему десять тысяч фунтов стерлингов, затем уже по собственному почину, ещё двадцать тысяч. Казалось, Дженнеру пора поселиться в столице, принимать выражения признательности и восхищения. Но он возвращается в Берклей к своим больным. "До сих пор я не искал высоких мест на пути жизни, любил долину, а не горы, ужели теперь, когда приближается вечер моей жизни, пойду искать богатства и почестей?" — говорит Дженнер. И однако теперь, став состоятельным человеком, он пишет Александру I, что "получил от людей много похвал, но не признательность". Дженнер жалуется. Дженнер стареет. На портрете, написанном в те годы, он напоминает коротко остриженную пожилую леди в строгих чёрных одеждах, с брезгливым выражением усталого, одутловатого лица. После того, как жена умерла, а его дети разъехались, он живёт в Берклее безвыездно. Последние годы его жизни прошли похоже на два последних дня. Он сходил в соседнюю деревню, распорядился о раздаче дров беднякам. Зашёл в мастерскую племянника, где тот рисовал. Затем навестил пациента. Ночь прошла как обычно. Утром он работал в библиотеке, отвечая на письма. Послал слугу узнать, готов ли завтрак. Когда тот вернулся, Дженнер лежал на полу без сознания — произошел инсульт. 26 января 1823 года Дженнера не стало. Вместо Вестминстерского аббатства, по завещанию Дженнера его похоронили на кладбище Берклея. Итальянский скульптор Джулио Монтеверде создал надгробную статую, где ребёнку лежащему на коленях врача, делается прививка. Так почтили великого врача и ученого, его победу над оспой и долг, выполненный до конца. Орлов Александр www.medpulse.ru Эдуард ДженнерОспа была такой заразной, что существенное большинство людей, живших в Европе, заболевали, и такой опасной, что по меньшей мере от 10 до 20 процентов больных умирали. Из тех, кто выживал, от 10 до 15 процентов навсегда оставались обезображенными множеством отметин на теле. Конечно, оспа не ограничивалась одной Европой и свирепствовала в Северной Америке, Индии, Китае и во многих других частях мира. Повсюду наиболее частыми жертвами становились дети. В течение многих лет предпринимались попытки найти приемлемые способы предотвращения оспы. Уже давно было известно, что у человека, выжившего после этого заболевания, вырабатывался иммунитет, и он уже вторично не заболеет. На востоке это наблюдение привело к практике прививок здоровым людям тканей, взятых у человека, перенесшего слабую форму оспы. Это делалось в надежде, что привитый таким образом человек сам заболеет лишь легкой формой оспы и после выздоровления обретет иммунитет. Эта практика была принесена в Англию в начале восемнадцатого века леди Мери Уортли Монтегю и стала там обычной процедурой за много лет до Дженнера. Самому Дженнеру привили оспу в восьмилетнем возрасте. Однако эта профилактическая мера имела существенный недостаток: большое количество привитых таким образом людей заболевали не легкой формой оспы, а опасной, которая оставляла их обезображенными. А фактически два процента привитых умирали! Было ясно, что требовался иной способ профилактики. Дженнер родился в 1749 году в маленьком городке Беркли в графстве Глочестершир, Англия. В возрасте двенадцати лет его отдали учиться на хирурга. Потом он изучал анатомию и работал в больнице. В 1792 году Дженнер получил в университете Святого Эндрю медицинскую степень. В тридцать пять лет он был уже авторитетным врачом и хирургом в Глочестершире. Дженнер был знаком с поверьем, бытовавшим среди доярок и крестьян своей области, что люди, заболевавшие коровьей оспой — неопасной болезнью рогатого скота, которая, однако, может передаваться людям, — потом никогда не заражаются оспой. (Сама коровья оспа не опасна для людей, хотя ее симптомы немного похожи на симптомы очень слабой формы оспы.) Дженнер понял, что если поверье крестьян верно, значит, прививки людям коровьей оспы обеспечат безопасный метод выработки иммунитета против оспы. Он внимательно исследовал этот вопрос, к 1796 году стал считать, что поверье крестьян справедливо, и, следовательно, решил проверить его. В мае 1796 года Дженнер сделал прививку Джеймсу Фиппсу, восьмилетнему мальчику, веществом, взятым из прыщика коровьей оспы на руке доярки. Как и ожидалось, ребенок заболел коровьей оспой, но вскоре выздоровел. Через несколько недель Дженнер привил ему настоящую оспу. Как он и надеялся, у мальчика не было никаких симптомов заражения. После некоторых дальнейших исследований Дженнер изложил результаты своей работы в брошюре «Исследование воздействия и эффектов вакцины от оспы» и опубликовал ее в 1798 году. Именно эта брошюра стала основной причиной быстрого принятия практики вакцинации. Позже Дженнер написал пять статей, касающихся вакцинации, и в течение нескольких лет много времени посвящал распространению своей техники вакцинации, заботился о том, чтобы ее приняли повсюду. Практика вакцинации широко распространилась в Англии и вскоре стала обязательной в британской армии и на флоте. В конце концов ее приняли во всем мире. Дженнер свободно предложил свою технику вакцинации миру и не предпринял ни одной попытки извлечь из нее личную выгоду. Однако в 1802 году британский парламент в благодарность присвоил ему премию в 10 000 фунтов, а через несколько лет наградил еще 20 000 фунтов. Дженнер стал знаменит на весь мир, и его наградили множеством медалей. Он был женат, имел троих детей и прожил до семидесяти трех лет. Умер Дженнер в начале 1823 года в своем доме в Беркли. Как мы видим, Дженнер не был автором идеи, что заболевание коровьей оспой вырабатывает иммунитет против настоящей страшной оспы, — он услышал это от других. Очевидно даже, что несколько человек применяли вакцинацию коровьей оспой до Дженнера. Но хотя он не был замечательным ученым, лишь несколько людей принесли такую пользу человечеству. Благодаря своим исследованиям, экспериментам и работам Дженнер превратил народное поверье, которое медики никогда не принимали всерьез, в обычную практику, которая спасла миллионы жизней. Хотя техника Дженнера пригодна для того, чтобы предотвратить лишь одну болезнь, но эта болезнь была когда-то главной. Он заслуживает той славы, которой окружили его последующие поколения. smartwebsite.ru |
 г.Самара, ул. Димитрова 131 [email protected] |
 |